Мови

 

ТРЕТЄ МІСЦЕ. Олександр Галяс, Антоніна Кучеренко – «Исцеление верой» (газета «Порто-франко»)

"Идущие на помощь" - так называлась статья, опубликованная в номере за 17 мая. В ней шла речь о деятельности благотворительной организации "Дон Боско", названной в честь Иоанна (Джованни) Боско - католического священника, основателя ордена салезианцев (движение людей, которые трудятся на благо спасения молодежи). В том числе рассказывалось о волонтерах, которые стараются приобщить заключенных к христианским ценностям. Именно эта часть статьи вызвала наиболее активные и разноречивые отклики читателей. Большинство откликнувшихся считают, что такого рода деятельность надо всячески поощрять. Но немало оказалось и таких откликов, смысл которых можно свести к известному изречению, замечательно точно переданному в пастернаковском переводе "Гамлета": А все-таки на свете нет чудес. Как волка не корми - он смотрит в лес. Это и побудило авторов статьи вернуться к теме, но уже на примере конкретной судьбы одного из волонтеров. Перелагая монолог на газетный формат, мы постарались сохранить по возможности интонацию рассказчика.

Я родился в интеллигентной семье, мать была преподавателем музыки, отец плавал. Но он оставил нас, когда я был еще маленьким. А когда мама умерла, мне еще не было двенадцати лет. Жил я с бабушкой на ее пенсию в 70 рублей, а то были 1980-е годы, мои сверстники и хорошо одевались, и в кино ходили, и за девочками ухаживали. А мне неоткуда было взять денег на такую жизнь...

Я учился хорошо, почти на отлично, память выручала, весь материал запоминал на уроке, дома уроки практически не делал, было много свободного времени. Хобби не было никакого, поэтому большую часть времени проводил во дворе. Связался с компанией, в которой было модно употреблять легкие наркотики - коноплю. Ребята ездили в села (тогда еще были государственные поля, где коноплю выращивали для производства канатов), набирали мешки, привозили в город и перерабатывали. Я смотрел на них, им весело, хорошо, наркотик словно надевает розовые очки, проблем нет. Захотелось попробовать. К тому времени я уже понял, что не могу заработать денег столько, сколько мне нужно. А нужно было много. Джинсы тогда стоили 120-150 рублей. Плюс девочки, мороженое, кино. Была первая любовь - Света, хотелось делать ей какие-то подарки, на Восьмое марта купить французские духи... Кроме, как воровать, другого способа получить деньги я не видел.

Первая моя кража не получилась. Я был еще школьником, пытался украсть булочку за три копейки в магазине. Меня поймали, продавщица такая клятая попалась; привела меня домой, кричала всю дорогу, что я вор. У меня была копилка с железными рублями, я вскрыл копилку и отдал ей рубль. Не так жалел о деньгах, как было стыдно. А воровать легче под кайфом, чувство страха притупляется, уходит инстинкт самосохранения.

Это главная причина, почему начал употреблять наркотики. Без них воровать было сложно.

Но легкие наркотики вскоре перестали приносить прежнее удовольствие. Нашлись "добрые" люди, познакомили с ребятами, которые уже употребляли тяжелые наркотики. А тогда, в восьмидесятых, наркоманы ходили в костюмах, при галстуках, всегда были чистенькие, выбритые. Это были богатые люди, они за маком на Западную Украину ездили, тамошние бабушки за мешок мака просили три рубля, а шести-семи мешков хватало на весь сезон. Контроля со стороны государства почти не было, можно было возить наркотики торбами, чемоданами, сумками. Но в конце восьмидесятых об этом стали писать в прессе, начали активно сажать наркоманов, доставать наркотики становилось все тяжелее и тяжелее, люди начали опускаться.

Наркотик чем опасен? Сначала он дает наслаждение, а потом, чтобы получить прежний кайф, надо увеличивать дозы. И приходит время, когда даже сумасшедшие дозы не дают кайфа. И ты употребляешь наркотик только для того, чтобы чувствовать себя, как нормальный человек. Вот и я утром не мог встать с постели, если не уколюсь. Пять-шесть доз надо было на день, да таких доз, от которых нормальный человек умер бы. А сумасшедшие дозы - это сумасшедшие деньги. Пять доз по пять кубов, а один куб стоил пять рублей.

Я тогда, грубо говоря, мать родную продал бы за наркотики. Вынес полквартиры - все, что представляло хоть какую-то ценность. И воровал. Сперва по мелочам - с лотков, в магазинах, потом появились "учителя", воровал в карманах. Первый срок получил за сворованный кошелек, второй - за джинсы. Занялся рэкетом, получил третий срок. Но из бригады меня выгнали; закололся до такой степени, что как боец не представлял никакой ценности. Стал воровать уже с женой, она тоже кололась. Нас познакомил мой друг, это была его девушка, хорошая, спортсменка, он подсадил ее на наркотики. Вскоре он умер от передоза, и я начал с ней встречаться. Сначала просто из чувства долга к умершему другу, потом возникли взаимные чувства. Мы поженились, родилась дочка. Здоровая, без патологий. Сейчас я понимаю, что то была милость Божья...

А у меня к тому времени уже был туберкулез. В лагере его заработал. 75 % процентов легких были поражены. Потом была еще язва на ноге - тоже последствия лагеря. Я боялся ездить в общественном транспорте, потому что ногу лечить и перевязывать не мог, как-то перематывал. Однажды сел в автобус, а женщина одна говорит: "Граждане, ну как вам не стыдно? Кто же возит в трамвае тухлую рыбу?" Я краем уха слышу, а потом понимаю, что это ко мне. Я ведь настолько к тому запаху привык, что его не ощущал. Тогда я вышел из вагона и пошел пешком. Больше не ездил в транспорте - было стыдно...

Последний свой срок мотал в тубзоне. Лекарств не были никаких, люди умирали, регулярно вывозили оттуда по 10-15 гробов. Чтобы не было такой жуткой статистики, местные врачи придумали хитрость. Если видели, что человек находится в предсмертном состоянии и никаких преступлений совершить уже не сможет, его выпускали по суду - вроде как исправившегося. И тогда он умирал не в зоне, а за зоной, в сосновом бору. Этот бор знаменит тем, что под каждой из сосен умер зэк. Человека актируют, выносят за ворота и сажают под дерево. Если у него нет сил, и никто за ним не приехал, там он и умирает...

Меня так же вынесли, с температурой под сорок. Как я попал в Одессу - не знаю. Но приехал домой, поднялся на второй этаж. Смотрю, квартира вроде моя, а дверь - другая. Позвонил, открывает мужчина и спрашивает: кто я такой. Я сказал, что здесь живу. Оказалось, пока я сидел, жена умерла, квартиру три раза перепродали. Пошел я к одному приятелю, к другому, когда- то им помогал, но сейчас никому не был нужен. Поехал в Черноморку, в туббольницу. Там меня принимать тоже не хотели, сказали: ты опять начнешь употреблять наркотики. А я им говорю: вот лестница, я под этой лестницей лягу, утром придет врач, найдет мой труп, и вас посадят. Как хотите, а я никуда отсюда не уйду. Нянечка смилостивилась, принесла под лестницу матрас, укрыла меня одеялом. Утром положили в палату, где лежали самые доходяги, бомжи. Пришел лечащий врач и сказал, что давать мне лекарства нет смысла, я все равно умру. Лучше эти лекарства отдать людям, которые имеют шанс выжить...

А через день пришли в палату люди из церкви и рассказали, что есть Бог, который может мне помочь. Мне к тому времени жить уже не хотелось. Я принял решение собрать наркотиков на "золотой укол" (10 кубов - смертельная доза) и умереть от передоза. Это не больно, а даже приятно - засыпаешь и не просыпаешься. Но когда я набрал уже четыре кубика, случайно задел ногой, шприц упал, разбился. Я понял, что вмешалась какая- то высшая сила, что это призыв, намек, что мне дан еще один шанс выжить.

Бог меня подкупил даже не тем, что решил оставить мне жизнь. Такая жизнь мне уже была не нужна; я понимал, что со своими туберкуломами мне не выжить. И если даже Бог оставит мне жизнь, то я никому не нужен и мне некуда идти. Нет ни одного человека, который согласится меня принять, который будет рад, что я есть в этом мире. Со мной в палате лежал человек-обрубок - без ног. Он мне говорил: " Ты разве не видишь, что это сектанты? Они тебя разведут и оставят без ничего". Но терять-то мне было нечего.

Многие говорят, что Бог им сразу дал веру, пленил. Если честно, я просто решил попробовать. Думал: как-то еще месяц- другой протяну, ведь верующие мне будут покупать лекарства, приносить кушать... Так и было - приходили, покупали, приносили.

Меня подкупило то, что я увидел искренность в их глазах. Я впервые увидел людей, которые не хотят ничего с тебя поиметь. Я прожил до этого 36 лет и не видел искренности в своей жизни. Я не говорю, что ее нет вообще, но в том мире, где жил я, такого понятия, как искренность, не существовало. Искренние люди там не приживались. Если будешь искренним, то тебя очень быстро схавают. А тут я увидел искренних людей, которым от меня ничего не надо, которые не хотят от меня ничего взять, а только дать. Я им говорю, что мне надо 20 гривен для нянечки - достают и дают. Я им говорю, что мне нужны лекарства - покупают лекарства. А ведь они же меня совсем не знают! А вдруг я завтра умру? Я не мог понять их психологию. У меня было рациональное мышление до этого. То есть, если я что-то делал, то я понимал, что делаю это для того, чтобы иметь какую-то выгоду. А здесь я увидел, что люди поступают совершенно наоборот. Они дают, зная, что я могу не выжить, они верят мне, зная, что я могу солгать. И я понял, что их разумом и сердцем управляет Бог.

Я решил попробовать. Начал молиться, начал читать Библию. Читал ночью, чтобы никто не мешал сосредоточиться. Включал ночник и читал. А человек-обрубок, о котором я говорил, постоянно возмущался, требовал, чтобы я выключил свет. Но однажды он проснулся ночью и сказал мне: "Я только что видел возле себя черного человека. Не выключай свет и почитай вслух Библию. Я боюсь". Но я решил его проучить и не стал читать, а лег спать. Теперь сожалею. Утром, когда я проснулся, его тело уже выносили.

А следующей ночью мне приснился сон.

Огромный зал, стоит трон и высокий огненный столб. Я понимаю, что это зал суда и меня будут судить. В центре комнаты - весы, похожие на медицинские, с чашами и стрелкой. Над одной чашей написано: "К смерти", над другой: "К жизни". Прокурор встает со своего места. Это Сатана. Он подходит к одной чаше и начинает складывать на нее огромные черные мешки. Говорит мне, что это все мои грехи - ложь, непослушание, преступления. Загружает полностью эту чашу. Судья спрашивает: "Тебе есть что сказать?" Я отвечаю, что делал и добрые дела. Например, дал батюшке 100 долларов на храм после удачного ограбления, оставил четырехкомнатную квартиру теще и тестю... Судья говорит: "Хорошо" и кладет на другую чашу маленький мешочек. Стрелка даже не качнулась. Я понял свою участь. Вдруг с места адвоката встает человек в белом и говорит: "Отец, я знаю, что он грешник, преступник, и никакие добрые дела не перевесят всех его грехов. Но прости его. Я ничего не могу сказать о нем, кроме одного: я плачу за него". Этот человек достает свое сердце, из него капает одна капля крови на весы. И стрелка качнулась - "К жизни"...

Через три месяца меня выписали из больницы полностью здоровым. У меня была вторая группа инвалидности, каждые полгода я должен был подтверждать, что у меня туберкулез. Я пришел к врачу, принес свой снимок. А врач говорит: "Обычно на комиссию приносят свои самые худшие снимки, чтобы убедить врачей, что нужна пенсия. Ты же принес снимок здорового человека - ни одной дырочки"...

Сейчас Дима работает на предприятии, где каждый год требуется пройти медкомиссию. Будь у него малейший след былой болезни, уже давно бы уволили. Какое-то время он ходил с палочкой, сейчас говорит, что может танцевать.

В благотворительной организации "Дон Боско" Дима - один из самых активных волонтеров. Он проводит с заключенными т.н. тюремные служения, рассказывает о Боге, о Библии, о том, как Вера помогла ему вернуться к нормальной жизни. В мире это целое движение. Существует даже Международная Ассоциация Тюремного Служения - объединение различных христианских церквей, задача которой помогать заключенным, бывшим заключенным, внедрять библейские принципы справедливости в систему криминального правосудия. Это братство было основано в США в 1976 году Чарльзом Колсоном, бывшим адвокатом президента Ричарда Никсона, после освобождения из тюрьмы, где он отбывал наказание за преступления, связанные с "Уотергейтом". Во время своего заключения Колсон на собственном опыте убедился, что Вера в Иисуса Христа делает преступника совершенно другим человеком. И уже в тюрьме решил посвятить свою жизнь тому, чтобы через Веру возвращать преступников к полноценной жизни, способствовать их примирению с родными и близкими, помогать семьям заключённых. Таких людей во всем мире не так уж много - несколько десятков тысяч. Но даже среди этих немногих мало тех, кому довелось пройти испытания, выпавшие на долю нашего героя...

О своей истории Дима рассказывал ровно и спокойно - как будто речь идет о другом человеке. Впрочем, он и в самом деле стал другим. Потертые джинсы, заношенный свитерок, кроссовки, тоже не отдающие новизной, руки, по которым видно, что привычны к работе. Глядя на него, трудно поверить, что еще не так давно, в пору занятий рэкетом, этот человек щеголял в дорогих костюмах, мог позволить себе слетать в другой город просто для того, чтобы поужинать с друзьями в кабаке, и т. п. Но о былом богатстве Дима нисколько не жалеет. Сейчас он богат Верой, тем, что помогает людям, которые в том нуждаются. Выглядел он уставшим, но, судя по всему, усталость для него - состояние обычное: волонтерство требует отдачи не менее, чем работа...

Весь разговор, а если быть точными, то монолог, он смотрел прямо перед собой - глаза в глаза. И лишь когда мы спросили о дочери, отвел взгляд чуть в сторону, словно глядел вдаль, и сказал: "Взрослая уже, красавица". И улыбнулся детской улыбкой абсолютно счастливого человека...

Александр ГАЛЯС, Антонина КУЧЕРЕНКО Газета "Порто-франко" № 19 (1165), 31.05.2013